Виктор Мизиано. «Роботы, чучела, пастор. Русские на художественной биеннале»

«Независимая газета», №160 от 30.08.01.

Российское участие в 49-й Венецианской биеннале представительнее, чем за многие предшествующие годы. Пожалуй, с 1993 года - периода кульминации интереса к русско-советской культуре - в разных проектах биеннале не было задействовано столько представителей российской сцены.

Трое из них - Леонид Соков, Сергей Шутов и Ольга Чернышева - участники выставки в Российском павильоне. Инсталляция Сокова "Тени скульптуры ХХ века" расположена на нижнем цокольном этаже павильона. В центре помещения установлена плексигласовая прозрачная конструкция наподобие круглой этажерки, на ее вращающихся полках расставлены миниатюрные копии скульптур миновавшего столетия - от фигур Джакометти и "Фонтана" Дюшана до меркуловских монументов Ленину. Конструкция подсвечена с разных сторон направленным светом, а потому вращающиеся модели бросают на стены павильона живописные движущиеся тени.

Центральное помещение основного второго этажа отдано инсталляции Сергея Шутова "Абак". Сорок завернутых в черную мантию коленопреклоненных роботов кланяются до полу, бормоча молитвы разных конфессий. Наконец, в последнем помещении второго этажа расположена инсталляция Ольги Чернышевой "Вторая жизнь". На выкрашенных в зеленый цвет стенах повешено несколько подсвеченных билбордов с образами женских фигур, полностью закутанных в тяжелые шубы и шапки. В центре же помещения стоят березовые пеньки и деревья в кадках; звучит пение птиц (в записи).

Ансамбль Российского павильона обладает целым рядом неоспоримых достоинств. Каждый из художников вложил в свою инсталляцию максимум проектных усилий, а элемент привлекательности (присутствующий в каждой из них) придает всему ансамблю игровое начало и визуальную цельность. Уязвим же Российский павильон в другом: в нем отсутствует цельность содержания. Название всего проекта было сформулировано как "Разнообразие", а объясняющий его в каталоге вступительный текст Екатерины Деготь, одного из кураторов проекта, сопрягает его с авторитетной ныне теорией различий. Из представленных же в павильоне художников соприкасалась с этой проблематикой лишь Чернышева (поэтому, кстати, посвященные ей разделы вступительного текста написаны с большей увлеченностью и адекватностью теме), в то время как творчество Шутова и Сокова развивает иные темы. Не выстроен у Российского павильона и диалог с главной, антропологической темой 49-й биеннале, предложенной ее куратором Харольдом Зееманом. Причастна антропологии опять-таки лишь инсталляция Чернышевой, в то время как работы Шутова и Сокова просто пребывают в ином измерении. Связи и ассоциации между тремя инсталляциями либо чисто внешние и очевидные, либо же их просто нет. Даже в каталоге биеннале каждый из художников был представлен отдельным текстом, подписанным самостоятельным автором. Каждая из работ имела свою группу поддержки и свой самостоятельно найденный бюджет.

Тему "Разнообразие" следует понимать буквально. Просто в общем экспозиционном помещении выставлено три отличающихся между собой, то есть разнообразных, автора. Название это не следует понимать концептуально. Речь идет о традиционном типе выставки - непроектном и недискурсивном. Этой старомодной и начетнической модели собственно и следуют выставки Государственного центра современного искусства, руководитель которого, Леонид Бажанов, был комиссаром и вторым куратором Российского павильона. Именно этот тип выставки обычно культивируется консервативными художественными ведомствами. Поэтому на биеннале в этом ключе был решен не только Российский павильон, и надо признать, что в этом ряду он не выглядел хуже других.

Российские художники присутствовали не только в Российском павильоне. Югославский куратор Петар Чукович выстроил свой проект на диалоге произведений черногорца Милии Павичевича и москвича Олега Кулика. В пространстве зала располагалась плексигласовая островерхая конструкция - архетипическая модель человеческого жилища, внутри которой черногорский художник расположил в деревянных ящичках серию реди-мэйдов. По стенам же павильона были развешены огромные ландшафтные фотографии Кулика, названные им "Окна". Войдя внутрь прозрачной конструкции Павичевича, можно рассмотреть расположенные там предметы - личные фотографии художника, часы отца и прочие реликвии. В свою очередь, пейзажи Кулика создавали иллюзорные прорывы за пределы реального пространства в мир девственной природы. Впрочем, вглядываясь в эти ландшафтные панорамы, распознаешь в них несколько образных уровней: первый - это сама природа, в которой искоренение признаков человеческого присутствия доведено до мертвящей стерильности; второй - населяющие пейзаж животные, контрастирующие со стерильной природой, пока не распознаешь в них музейные чучела; наконец, третий - зыбкие образы человеческих фигур, симулирующие отражения как будто бы стоящих перед поизведениями зрителей. С одной стороны, диалектика индивидуальной биографии в ее связях с судьбой и историей. С другой - диалектика мира природного в его связях с коллизиями жизни и смерти и с актом человеческого выбора.

Без русского участия не обошлось и зеемановское "Плато человечества", главная выставка биеннале. В зале Кордерии выставлена инсталляция кельнского москвича Вадима Захарова "Теологические беседы". Развешенные по стенам фотоизображения являли собой комментарий к целому ряду предшествующих работ Захарова, посвященных единоборству одного из персонажей его персональной мифологии - Пастора - с мастерами сумо. Работа необычайно изящная, хотя, пожалуй, слишком загадочная и сухая, чтобы обратить на себя внимание посреди визуальной феерии зеемановской экспозиции. Наконец, одним из последних аккордов "Плато человечества" стала очередная тотальная инсталляция Ильи Кабакова "В будущее возьмут не всех". Этот любимый кабаковский афоризм воплощен им в Венеции не столько в символическом, сколько в аллегорическом ключе. С высокого деревянного подиума открывается вид на прислоненную к стене бутафорию - хвостовую часть уходящего состава. Этот уносящийся в будущее поезд взял с собой далеко не все: брошенными на земле остались произведения, среди которых узнаются типичные примеры кабаковской художественной продукции.