Ирина Кулик. «Третьяковка обзавелась ковровым покрытием работы Сергея Шутова»

Газета «КоммерсантЪ», №214 от 22.11.03.

В Зале актуального искусства Государственной Третьяковской галереи открылась выставка Сергея Шутова «Ковер гортензия». Один из пионеров отечественного видеоарта придумал для Третьяковки инсталляцию, сочетающую видеопроекцию и живопись. Основан этот мультимедийный опус на стихотворении обэриута Александра Введенского. Рассказывает ИРИНА КУЛИК.

Поэму «Ковер гортензия» («Мне жалко, что я не зверь...») сам Александр Введенский называл философским трактатом в стихах. Это один из самых глубоких, темных, мучительных и прекрасных текстов в русской литературе XX века. Художественная интерпретация этого опуса — задача столь же амбициозная, головоломная и рискованная, что и, скажем, попытка экранизировать джойсовского «Улисса». Тем более что обэриу-ты давно являются едва ли не самыми основополагающими (и самыми культовыми) авторами для всего послевоенного русского современного искусства. Тот же Сергей Шутов в 1986 году делал выставку «Памяти Даниила Хармса» в Музее Маяковского. А в состоявшемся примерно в то же время перформансе по Хармсу участвовали помимо самого Шутова столь примечательные личности, как Сергей Бугаев (Африка), Тимур Новиков, Жанна Агузарова и обэриутоведка Анна Герасимова, также известная как рок-певица Умка.

В 2003 году для своей выставки в Третьяковке Сергей Шутов выбрал не гротескного Хармса, а трагического Введенского, в общем-то ставя точку под историей субкультурной апроприации обэриутов. «Ковер гортензия» Сергея Шутова — не претендующая на конгениальность экранизация великого текста, но иллюстрирование, в буквальности которого есть некое высшее смирение.

Половину стены занимает живописное панно, собранное из множества портретов различных персонажей художественного сообщества. Изображенные с уорхоловской декоративной обобщенностью, утопающие в радужно-золотом сиянии, эти лица утрачивают всякую индивидуальность и складываются в роскошный узорчатый ковер, тот самый, о котором Введенский говорит: «Еще у меня есть претензия, что я не ковер, не гортензия». Над картинами, как продолжение этого ковра, распо-лагается видеоэкран. Механический голос бесстрастно начитывает текст поэмы. Завораживающе красивый видеоряд не пытается выразить глубинный смысл «философскоготрактата». Просто к каждому образу текста находится картинка, выбранная из необъятного банка видеообразов с дословностью букваря и машинальностью свободных ассоциаций на психоаналитической кушетке. Строке «Мнежалко, что я не зверь, бегающий по дорожкам...» соответствует бегущая по воде черная собака из «Сталкера» Тарковского. На фразу «Мне страшно, что я двигаюсь не так, как жуки» возникают кукольные насекомые из фильмов классика анимации Ладисласа Старевича. «Мне жалко, что я не крыша, распадающаяся постепенно» порождает картинку мозга, а строчка «Мне страшно, что я не трава» заполняет экран зарослями дикой конопли.

Для обэриутов трагизм поэтического творчества заключался в том, что при попытке выразить личный или мистический опыт любые слова и об разы оказывались фатально случайными и нелепыми. Для современного художника любые образы неминуемо оказываются банальными. Александр Введенский пишет о смертельной тоске человека, обреченного быть только самим собой. Сергей Шутов по этому поводу размышляет о том, что такое сегодня портрет, закрепляющий имя конкретного лица под любым, пусть и самым условным, изображением. Обэриут перечисляет рыб, звезды, орлов, понимая, что стоит только назвать их, и твари и светила превращаются в пустые слова. Современный видеохудожник не прочь полюбоваться пернатыми из передач Discovery Channel и космическими ландшафтами на снимках NASA, смирившись с тем, что это лишь картинки. Трагизм сменился отрешенной меланхолией. Кто угодно и что угодно может стать элементом орнамента на ковре, сплетенном из бесконечных потоков образов. Но, возможно, Сергею Шутову на самом деле очень жалко, что он не Александр Введенский.